– У нее нет власти над нами. И она за нас не отвечает. Тебе нечего ее бояться, Клер.

– За нас отвечает Уикхэм, правда?

Казалось, эта мысль утешала сестру. Габби, никогда не думавшая об этом, тут же испугалась. Страшная правда состояла в том, что для всего света самозванец, в данный момент лежавший в соседней спальне, являлся их опекуном и имел право распоряжаться их жизнями.

Вскоре они добрались до Гросвенор-сквер. Войдя в дом, Габби и Клер разошлись по своим спальням. Габби, все еще находившаяся под впечатлением слов Клер, шла по коридору, на ходу снимая перчатки.

Не успела она дойти до дверей спальни, как из комнаты Уикхэма донесся сдавленный крик. Сдавленный женский крик. Габби замерла на месте и прислушалась. Все стихло. Хорошо вышколенная прислуга молчала.

И все же ей не послышалось.

Неужели этот человек настолько порочен, что набрасывается на горничных? Или настолько не уважает чужую собственность, что посмел принимать у себя в спальне леди Уэйр? Неужели он сейчас предается тому, что хотел навязать ей?

При свете дня? В особняке Уикхэмов?

Габби не могла этого вынести. Она была обязана знать, что происходит. Если это бедная беспомощная горничная, ее нужно выручить. Если это леди Уэйр или кто-нибудь того же пошиба, то ни один благородный человек не потерпит этого у себя в доме. Чем раньше она поставит эту дрянь на место, тем лучше.

Но тут Габби напомнила себе, что человек, лежащий в спальне графа, не относится к благородным. И к джентльменам тоже: это она знала по собственному опыту.

Однако для всех остальных он продолжал оставаться графом Уикхэмом.

Не успела она решить, что делать в таких обстоятельствах, как из-за двери снова донесся сдавленный крик. У Габби расширились глаза. Кажется, женщине затыкают рот?

Неужели он действительно насилует кого-то из горничных?

Растерянная и озадаченная, Габби подкралась к двери спальни. Потом обвела глазами коридор, убедилась, что ее никто не видит, наклонилась и прижала ухо к гладкой деревянной панели.

Сомневаться не приходилось, в спальне находились два человека: мужчина и женщина. Она явственно слышала два голоса, хотя и не могла разобрать слов. Конечно, мужской голос принадлежал самозванцу. Вопрос заключался в другом: кто эта женщина и что он с ней делает?

Ее воображение лихорадочно заработало. Уикхэм что-то сказал и засмеялся. Габби стала жадно ждать продолжения. Если ответ женщины будет нормальным, – значит, этой твари, кем бы она ни была, ничто не грозит. Тогда можно будет просто уйти и сделать вид, что ничего не было.

В конце концов, как бы ни возмущала ее распущенность этого человека, едва ли она имела право разоблачать того, кто для всех, кроме нее и Джима, являлся хозяином этого дома.

Поняв это, Габби заскрежетала зубами.

Тут подала голос собеседница Уикхэма. Габби прислушалась, и волосы у нее встали дыбом.

Она знала этот голос так же, как свой собственный.

Женщиной, находившейся в спальне Уикхэма, была Бет.

20

К счастью, дверь была не заперта. Узнав голос говорившей, Габби повернула ручку и быстро вошла в покои графа.

Бет… если он что-то сделал с Бет… Она была готова к худшему.

Не успев выпустить ручку, Габби остановилась как вкопанная и уставилась на кровать.

Бет сидела на краю огромного матраса спиной к двери. Ее рыжие локоны, схваченные белой лентой на макушке, рассыпались по плечам. Она наклонилась вперед, подобрав под себя ногу. Изысканное платье из желтого муслина задралось, обнажив обтянутое белым чулком круглое колено. Девушка внимательно вглядывалась в игральные карты, разложенные на покрывале.

– Бет! – с трудом выдавила Габби. Услышав голос сестры, Бет оглянулась, оторвавшись от карт.

– Привет, Габби, – бросила она, рассеянно помахала ей рукой и вновь вернулась к картам. – Ты видела тетушку?

Габби, убедившись, что с сестрой все в порядке, с трудом перевела дух. Уикхэм поднял голову и заговорщицки подмигнул ей. Вспомнив обстоятельства их последней встречи, Габби вспыхнула. Эта хитрая бестия использовала ее… а она позволяла. Точнее, испытывала от этого наслаждение.

Решив не показывать виду, насколько ее пугает близость Уикхэма, она вздернула подбородок и ответила ему ледяным взглядом.

– Так ты видела нашу тетушку? – с нарочитой любезностью спросил Уикхэм.

Однако Габби не дала себя провести. Она знала, что ее дразнят.

– Конечно, видела, – хладнокровно ответила она, довольная тем, что голос ее слушается. – Она очень сердита. Собиралась завтра приехать и отругать тебя за то, что ты так и не удосужился нанести ей визит.

– К несчастью, я прикован к постели и еще не могу принимать посетителей, – высокомерно ответил он. – Так что тетушке придется приберечь свой пыл до другого раза.

– Ты принял меня, – рассеянно напомнила Бет, продолжая изучать карты. – И Габби, кстати, тоже.

– Да, но вы мои сестры, а это совсем другое дело. Кроме того, на самом деле я не принимал никого из вас, хотя, конечно, был рад вашему приходу. Вы обе… э-э… прибыли сами.

Габби смерила его испепеляющим взглядом. Глаза Уикхэма насмешливо блеснули, и застигнутая врасплох молодая женщина на мгновение – о, только на мгновение – вновь ощутила чары этого человека. Она едва не забыла, что перед ней сидит мошенник. Подлец был слишком красив…

Эта мысль подействовала на нее как ушат холодной воды. Габби пришла в себя и сердито нахмурилась. Он сидел на кровати, опершись на подушки, и держал в руке раздвинутые веером карты. Слава богу, вид у Уикхэма был вполне приличный. На нем был синий халат, надетый поверх ночной рубашки. Нижнюю часть его тела прикрывало покрывало.

Для человека, совсем недавно находившегося на пороге смерти, Уикхэм выглядел совсем неплохо; за это он должен был благодарить свою кожу, смуглую от природы. Черные волосы, отросшие за время болезни, небрежно падали на лоб; трехдневная щетина придавала ему поистине пиратский вид.

– Габби, я тебе нужна? – спросила Бет, не отрываясь от карт.

– Бет, дитя мое, боюсь, что ты льстишь себе. Габби ворвалась в мою спальню, потому что волновалась за меня. – Глаза Уикхэма смеялись, и Габби поняла, что он прекрасно знает, что было у нее на уме, когда она ворвалась в комнату. – Спасибо за заботу, сестра.

Габби ответила ему сердитым взглядом, а потом переключилась на Бет:

– Бет, дорогая, что ты делаешь?

Этот вопрос был продиктован тем, что сестра сменила позу. Ничуть не заботясь о приличиях, Бет легла поперек кровати, подперла щеку рукой и начала подсчитывать разложенные перед ней карты.

– Маркус учит меня играть в пикет, – ответила она, неправильно поняв вопрос. – Это очень хитрая игра. Я уже проиграла кольцо, медальон и почти все деньги, оставшиеся после вчерашнего посещения магазинов. Он не до такой степени джентльмен, чтобы проиграть мне нарочно, и берет все взятки.

Бет кивнула в сторону, и Габби увидела ее сокровища, уютно лежавшие в выемке изголовья.

– Я заранее предупреждал, чтобы ты не ждала от меня милости. – Уикхэм смотрел на Бет с легкой улыбкой.

– Да, но я не поверила, что ты говоришь серьезно. В конце концов, я твоя младшая сестра.

– Верно. Ты должна была напомнить об этом раньше. Тогда я подсказал бы тебе, что под дамой лежит семерка. У тебя была бы терция [6] и взятка.

Бет посмотрела на нужную карту и вскрикнула от досады:

– Так нечестно! Ты должен был сказать! Отдавай мой медальон! Ты выиграл его нечестно!

Девушка схватила медальон и вновь надела его себе на шею. Уикхэм посмотрел на нее с улыбкой. Габби удивило добродушие, с которым Уикхэм поддразнивал Бет. Если бы она не знала правды, то никогда не приняла бы его за беспринципного шарлатана.

Но делать было нечего. Она сама поддержала обман и признала в нем графа Уикхэма, любящего старшего брата.